*    *    *

Я пришел к тебе, древнее вече,
Темный люд разбудил медным гудом, 
Бросил зов, как собакам печень, 
Во имя красного чуда.

Назови же меня посадником, 
Дай право казнить и миловать. 
Иль других не владею ладней 
Словом, мечом и вилами?

Застонет народ чистый
От суда моего правого —
С вами вместе пойдем на приступ
Московии златоглавой.

Затопим боярьей кровью 
Погреба с добром и подвалы, 
Ушкуйничать поплывем на низовья 
И Волги и к гребням Урала.

Я и сам из темного люда, 
Аль не сажень косая — плечи? 
Я зову колокольным гудом 
За собой тебя, древнее вече.

1919




*    *    *

                  Памяти отца

Острым холодным прорежу килем
Тяжелую волну соленых дней —
Всё равно, друзья ли, враги ли
Лягут вспухшими трупами на желтом дне.

Я не оплачу слезой полынной 
Пулями зацелованного отца — 
Пусть ржавая кровью волна хлынет 
И в ней годовалый брат захлебнется.

И даже стихов серебряную чешую 
Я окрашу в багряный цвет,— 
А когда все зарыдают, спокойно на пробор расчешу 
Холеные волосы на своей всезнающей голове.

1919




*    *    *

                    Сергею Есенину

На каторгу пусть приведет нас дружба, 
Закованная в цепи песни. 
О день серебряный, 
Наполнив века жбан, 
За край переплесни.

Меня всосут водопроводов рты, 
Колодези рязанских сел — тебя. 
Когда откроются ворота 
Наших книг,
Певуче петли ритмов проскрипят.

И будет два пути для поколений:
Как табуны пройдут покорно строфы
По золотым следам Мариенгофа
И там, где, оседлав, как жеребенка, месяц,
Со свистом проскакал Есенин.

Март 1920




*    *    *

А ну вас, братцы, к черту в зубы!
Не почитаю старину.
До дней последних юность будет люба
Со всею прытью к дружбе и вину.

Кто из певцов не ночевал в канаве, 
О славе не мечтал в обнимку с фонарем! 
Живем без мудрости лукавой, 
Влюбившись по уши, поем.

Горят сердца, когда родному краю 
Железо шлет суровый враг. 
Поэтам вольность молодая 
Дороже всех житейских благ.

1925




*    *    *

Пятнышко, как от раздавленной клюквы, 
Тише. Не хлопайте дверью. Человек...
Простенькие четыре буквы: 
  — умер.
  
1918




*    *    *

Ночь, как слеза, вытекла из огромного глаза
И на крыши сползла по ресницам.
Встала печаль, как Лазарь,
И побежала на улицы рыдать и виниться.
Кидалась на шеи — и все шарахались
И кричали: безумная!
И в барабанные перепонки вопами страха 
Били, как в звенящие бубны.

1917




*    *    *

Твердь, твердь за вихры зыбим,
Святость хлещем свистящей нагайкой 
И хилое тело Христа на дыбе 
Вздыбливаем в Чрезвычайке.

Что же, что же, прощай нам, грешным, 
Спасай, как на Голгофе разбойника,— 
Кровь Твою, кровь бешено 
Выплескиваем, как воду из рукомойника.

Кричу: «Мария, Мария, кого вынашивала! — 
Пыль бы у ног твоих целовал за аборт!..» 
Зато теперь: на распеленутой земле нашей 
Только Я — человек горд.

1918




*    *    *

                         Есенину
                  
Утихни, друг. Прохладен чай в стакане.
Осыпалась заря, как августовский тополь.
Сегодня гребень в волосах —
Что распоясанные кони,
А завтра седина, как снеговая пыль.

Безлюбье и любовь истлели в очаге.
Лети по ветру стихотворный пепел!
Я голову — крылом балтийской чайки
На острые колени
Положу тебе.

На дне зрачков ритмическая мудрость —
Так якоря лежат
В оглохших водоемах,
Прохладный чай (и золотой, как мы)
Качает в облаках сентябрьское утро.

Ноябрь 1920




*    *    *

Каждый наш день — новая глава Библии.
Каждая страница тысячам поколений будет Великой
Мы те, о которых скажут:
— Счастливцы в 1917 году жили.
А вы все еще вопите: погибли!
Все еще расточаете хныки!
Глупые головы,
Разве вчерашнее не раздавлено, как голубь
Автомобилем,
Бешено выпрыгнувшим из гаража?!




Тучелет
 
Иннаф.

          1.

Из чернаго ведра сентябрь льет
Туманов тяжесть
И тяжесть вод.
Ах, тучелета
Вечен звон
О неба жесть.


          2.

Язык
Не вяжет в стих
Серебряное лыко,
Ломается перо — поэта верный посох.
Приди и боль разуй. Уйду босой.
Приди, чтоб увести.


          3.

Благодарю за слепоту.
Любви игольчатая ветвь
Ты выхлестнула голубые яблоки.
Сладка мне темь закрытых зябко век,
Незрячие глаза легки.
Я за тобой иду.


          4.

Рука младенческая радости
Спокойно крестит
Белый лоб.
Дай в веру верить.
То, что приплыло
Теряет всяческую меру.

Август 1920





*    *    *

               Василию Каменскому

Эй! Берегитесь — во все концы
В пожарища алые головни...
Кони! Кони! Колокольчики, бубенцы,
По ухабам, ухабам, ухабам дровни.

Кто там кучер? Не надо кучера!
Какая узда и какие возжи!..
Только вольность волью сердце навьючила,
Только рытвинами и бездорожьем.

Удаль? — Удаль. — Да еще забубенная,
Да еще соколиная, а не воронья!
Бубенцы, колокольчики, бубенчите ж, червонные!
Эй вы, дьяволы!.. Кони! Кони!




Застольная беседа 

                 4.

И числа, и места, и лица перепутал,
А с языка все каплет терпкий вздор.
Мозг дрогнет
Словно русский хутор
Затерянный среди лебяжьих крыл.
А ветер крутит,
Крутит,
Крутит,
Вылизывая ледяные плеши —
И редким гребнем не расчешешь
Сегодня снеговую пыль.

— На Млечный Путь
Сворачивай ездок,
Других по округу
Дорог нет.


                 5.

Не туча — вороньи перья
Черным огнем твердь пламенят.
Знаете ли почему? Потому что: октябрь сразил
Смертями каркающую птицу.

Где ты Великая Российская Империя,
Что жадными губами сосала Европу и Азию,
Как два белых покорных вымени?..

Из ветрового лука пущенная стрела
Распростерла
Прекрасную хищницу.

Неужели не грустно вам?
Я не знаю — кто вы, откуда, чьи?..
Это люди другие, новые, —
Они не любили ее величья.

Нет, не приложу ума
Как воедино сольются
Вытекшие пространства.

Смиренно на Запад побрело с сумой
Русское столбовое дворянство.

Многая лета,
Многая лета,
Многая лета
Здравствовать тебе — Революция.

Январь 1921




*    *    *

                 Ивану Старцеву

Даже грязными, как торговок
Подолы,
Люди, люблю вас.
Что нам, мучительно-нездоровым,
Теперь
Чистота глаз
Савонароллы,
Изжога
Благочестия
И лести,
Давида псалмы,
Когда от бога
Отрезаны мы,
Как купоны от серии.




*    *    *

Толпы, толпы, как неуемные рощи,
В вороньем клекоте, —
Кто-то бога схватил за локти
И бросил под колеса извозчику.

Тут и тут кровавые сгустки,
Площади, как платки туберкулезного, —
В небо ударил копытами грозно
Разнузданный конь русский.

Архангелы гневно трубы пригубили:
— Небесное воинство на азиатскую волю!
Артиллерия била по Метрополю,
Выкусывая клочья из Врубеля.

«Второго Христа пришествие»...
Зловеще: «Антихриста окаянного»...
На перекрестках, углах горланно:
— Вечерние, вечерние известия!

Хлюпали коня подковы
В жиже мочи и крови...
В эти самые дни в Московии
Родился Саваоф новый.




Марш революций

      Конь революций буйно вскачь 
      Верст миллионы в пространствах рвы, 
      Каждый волос хвоста и гривы — 
      Знамя восстаний, бунта кумач.

Громами перекликается копыт стук, 
В тучах перецеловываются губы снарядов.

        Плечи в плечи Север и Юг, 
        Свяжем души в один моток, 
        Буйно пляшет на стягах заря;
        Плечи в плечи Запад и Восток, 
        Брюхо шпорам режь ездок.

Громами перекликается копыт стук, 
В тучах перецеловываются губы снарядов.

        Плечи в плечи Север и Юг, 
        Западу подал Восток знак, 
        Плечи в плечи, за рядом ряд, 
        Ровен и грозен шеренг шаг, 
        Старому на шею петлей кушак.

Громами перекликается копыт стук, 
В тучах перецеловываются губы снарядов.

        Плечи в плечи Север и Юг, 
        Вражьему стану свинца плевок, 
        Ярче костров сердца горят, 
        Плечи в плечи Запад и Восток, 
        Бурю воет каждый гудок.

Громами перекликается копыт стук, 
В тучах перецеловываются губы снарядов.

        Конь революций буйно вскачь, 
        Верст миллионы в пространствах рвы, 
        Каждый волос хвоста и гривы 
        Знамя восстаний, бунта кумач.