В соавторстве с Владимиром Ерохиным
Картина 1
(Зажигаются свечи. Песня)
Кто нас разлучит
От любови Божией?
Скорбь ли, теснота,
Глад иль нагота
Или беда, иль меч?
Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы,
Ни Силы, ни Начала,
Ни глубина, ни высь.
Гонение иль тварь
Нас от любови Божией
Не может разлучить,
Не может разлучить.
Картина 2
(Ярко вспыхивает свет. В комнате — Олег Петрович и тётя Катя. Собирают вещи.)
ТЁТЯ КАТЯ (Нервно). Так. Зубная щетка. Мыло я положила. Два платочка. Хватит тебе двух?
ОЛЕГ ПЕТРОВИЧ (сидит, курит). Угу.
(Тётя Катя стоит, долго, внимательно на него смотрит. Берет книгу, подходит к нему, опускается на пол, кладет руки ему на колени, в руках — книга.)
ТЁТЯ КАТЯ. «Пир во время чумы». Возьмёшь?
ОЛЕГ ПЕТРОВИЧ. Как ты думаешь, Катя, что чувствовал Пушкин, когда собирался на дуэль?
ТЁТЯ КАТЯ. Не знаю…
ОЛЕГ ПЕТРОВИЧ. «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю»… Пьянящее чувство конца, грядущего перехода.
ТЁТЯ КАТЯ. Я не люблю думать о смерти. Я боюсь её.
ОЛЕГ ПЕТРОВИЧ. Милая, я тебя очень люблю. И обещаю вернуться. (Гладит ее по голове.)
ТЁТЯ КАТЯ. Меня очень волнует Ксения…
(Голос за сценой: «Скорая» приехала!)
ТЁТЯ КАТЯ. Да-да, спасибо.
(Торопливо собирает вещи. Уходят.)
Картина 3
(Входит Ксения Петербургская. Останавливается. Протягивает руку.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ (в зал). Возьмите копеечку. (Дает зрителю
монету. Садится на край сцены.)
Картина 4
(Комната. Входит тётя Катя. Ходит по комнате, переставляет какие-то мелкие вещи на столе.)
ТЁТЯ КАТЯ. Какой пустой дом без него.
(Музыка)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Не зовите меня больше Ксеньей, но зовите меня Андреем Феодоровичем.
(Тётя Катя садится в кресло.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут.
Картина 5
(Входит Ксюша. Бросает сумку.)
КСЮША. Мать, что с тобой? Ты что ревёшь?
ТЁТЯ КАТЯ (пудрится). Ничего, Ксюша. Соринка в глаз попала. (Старательно трет глаза.)
КСЮША. Мать, представляешь, Сашка так влюбился в эту — в Ленку — как её? Козлову. Как дурак стал. Сам как козёл. Они, представляешь? — маг врубили на перемене и танцевали. Дебилы.
ТЁТЯ КАТЯ. Может, они любят друг друга.
КСЮША. Любят? Ха-ха! Нет никакой любви. Обжимаются по углам.
ТЁТЯ КАТЯ. Иди обедать.
(Музыка. Стук в дверь. Входит Сосед.)
СОСЕД. Тётя Катя, дай три рубля. До завтра.
ТЁТЯ КАТЯ. Вася, ты мне ещё те не вернул.
СОСЕД. Да верну, верну. Слово воина! Я ведь, тётя Катя, беру на время, а отдаю — навсегда. Вот у наших в финскую кампанию были такие шлёмы — их ещё богатырками называли. Так уши в них отмерзали напрочь, ёлки зеленые. А потом вышел приказ маршала Тимошенко — выдавать каждому по 100 грамм.
КСЮША. Опять начал.
ТЁТЯ КАТЯ. Ладно, вот тебе три рубля.
(Стук в дверь.)
ТЁТЯ КАТЯ. Войдите.
(Входит Евгений Борисович.)
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Здравствуйте. Катенька, извини за мой вид. Но не мог же я пройти мимо. Василий Иванович, это не ваш дружок в подъезде отдыхает? (К тете Кате.) Я пытался его на ноги поставить, но куда там — пал вместе с ним.
КСЮША. А, это Вовка Пузырь.
СОСЕД. Всеобщее пьянство происходит по причине алкоголизма. (Уходит)
КСЮША. Папа, почему русские так много пьют?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. От тоски по метафизике. В России скучно без Бога.
КСЮША. Хоть в подъезд не выходи.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Народ у нас, Ксюша, добрый, но глупый. Ему ещё лет 300 нужно, чтоб в свой разум войти. Привыкли бояться барина да татарина.
ТЁТЯ КАТЯ. Обедать будешь?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Спасибо, я сыт. Ты что такая грустная?
ТЁТЯ КАТЯ. Олега Петровича в больницу увезли.
КСЮША. Да-а? А я и не знала.
(Стук. Заглядывает Сосед.)
СОСЕД. Тётя Катя, чайничек поспел.
ТЁТЯ КАТЯ. Спасибо. (Уходит.)
СОСЕД. Евгений Борисович! Говорят, скоро китайцы придут и поставят над нами японских надсмотрщиков. Я уж у русских спрашиваю: «Ребята, что думаете делать?» Они говорят: «Будем пить, пока все не вымрем». Я к татарам. Те — то же самое. Троячок не одолжите? (Поглядывает на дверь.)
КСЮША. Да ты ж только что у мамы просил.
СОСЕД. Ну ладно, ладно тебе. (Уходит.)
КСЮША. Отец, ты чего к нам зачастил? Влюбился, что ли?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Не болтай глупостей. Что с Олегом Петровичем?
КСЮША. А я почём знаю.
(Входит тётя Катя.)
(Свет постепенно гаснет.)
Картина 6
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Барыня, Ксения Григорьевна! Барину плохо!
(Ксения Петербургская убегает в комнату. Возвращается.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Лаврентий! Скорей за доктором!
ПЕРВАЯ ДЕВКА (второй девке). Ой! Я вхожу — а он валится, валится. (Пробегают туда-сюда со стаканом воды, кувшином.) Ой! А я так испугалась, так испугалась. А он всё валится. Валится. (Крестится.)
ВТОРАЯ ДЕВКА. Господи, помилуй!
ЛАВРЕНТИЙ (запыхавшись, лекарю). Пожалуйте, сударь.
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Вот сюда.
(Лекарь проходит.)
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Ой, а лицо у него такое всё белое стало. А он всё валится, валится.
ВТОРАЯ ДЕВКА. А барыня-то как испугалась.
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Ой, не дай Бог. (Крестится.)
(Бегают с тазом туда — обратно.)
(Входит Ксения Петербургская.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Лаврентий! (Вбегает Лаврентий.) Скорей беги за батюшкой. (Лаврентий убегает.)
(Ксения Петербургская уходит. Вбегают две девки. Первая девка роняет таз.)
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Ох! (Крестится. Подбирает таз.)
(Девки начинают выть. Рвут на себе волосы.)
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Ох, отец наш, ох, кормилец наш!
ВТОРАЯ ДЕВКА. Ох, наш батюшка Андрей, судья праведный!
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Отвалятся от тебя худые мысли.
ВТОРАЯ ДЕВКА. Отойдут от тебя все ведь дьяволе.
(Входит священник с Лаврентием. Навстречу ему лекарь и Ксения Петербургская. Девки убегают. Ксения Петербургская плачет.)
ЛЕКАРЬ (священнику). Ваш черёд, отче. Наука тут бессильна.
(Все проходят в комнату больного. Возвращаются.)
СВЯЩЕННИК. Вот ведь горе-то какое. Без покаяния отыде.
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Что же будет с ним?
СВЯЩЕННИК. Всё в деснице Божией.
(Ксения опускается на пол, плачет.)
СВЯЩЕННИК. Боже духов и всякие плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый: Сам, Господи, упокой душу усопшего раба Твоего Андрея…
(Девки голосят:)
Ты скажи, мое дитятко удатное,
Кого ты сполохался-спужался,
Что во темную могилушку собрался?
Старичища ли с бородою,
Аль гуменной бабы с метлою,
Старухи ли разварухи?
Суковатой ли во играх рюхи?
Знать, того ты сробел до смерти,
Что ныне годочки пошли слёзовы,
Красны девушки пошли обманны,
Холосты ребята все бесстыжи!
(Музыка, затемнение.)
Картина 7
СОСЕД. А мать-то где, в больнице?
КСЮША (кивает). У Олега Петровича. Пропадает там целые дни.
СОСЕД. Ну, уж мы-то с тобой не пропадем.
(Ксюша хихикает.)
СОСЕД. Люблю поэзию. В особенности стихи.
Зачем кричишь ты, что ты дева,
На каждом девственном стихе?
О, вижу я, певица Ева,
Хлопочешь ты о женихе.
КСЮША. Мне не нравится.
СОСЕД. Пушкин.
КСЮША. И вовсе это не Пушкина стихи.
СОСЕД. Не веришь? Пойдем ко мне, проверим. (Хватает её за талию.)
КСЮША (слабо упирается). Не, мне мама не разрешает.
СОСЕД. Один мал, другой велик, с третьим мамка не велит. (Притягивает её к себе.)
КСЮША. Ты чего, дурак? (Упирается руками в его грудь.)
(Сосед пытается её поцеловать. Ксюша отталкивает его.)
КСЮША. Не лезь, а то маме скажу. Что ты ко мне всё время лезешь?
СОСЕД. Нравишься ты мне, ёлки зелёные.
КСЮША. Врешь ты всё.
СОСЕД. Я тебе стихи сочинил. Про любовь.
КСЮША. Нет никакой любви. Один секс.
СОСЕД. А ты что, против секса?
(Ксюша хихикает. Сосед кладет ей руку на коленку. Она делает вид, что не заметила. Сосед обнимает Ксюшу и уводит её к себе в комнату.)
(Входит тётя Катя.)
ТЁТЯ КАТЯ. Ксения! Ксения! Где ты?
КСЮША. Да тут я, тут. Ну чего тебе?
ТЁТЯ КАТЯ. Где ты была?
КСЮША. Не видишь, что ли? В туалете. Что ты кричишь?
ТЁТЯ КАТЯ. Олег Петрович умер.
Картина 8
Песня:
Уж как каялся молодец сырой земли:
«Ты покай, покай, матушка сыра земля!
Есть на души три тяжки греха,
Да три тяжкие греха, три великие:
Как первой на души велик-тяжек грех —
Я бранил отца с родной матерью;
А другой на души велик-тяжек грех —
Уж я жил с кумою хрёстовою,
Уж мы прижили младого отрока;
А третий-от на души велик-тяжек грех —
Я убил в поли братёлку хрёстового,
Порубил ишо челованьицё хрёстноё!»
Как спроговорит матушка сыра земля:
«Во первом греху тебя Бог простит,
Хош бранил отца с родной матерью, —
Втогды глупой был, да неразумной слыл;
И во другом-то греху тебя Бог простит,
Хоша жил со кумой со хрёстовою,
Хоша прижили младого отрока, —
Втогды холост жил, да неженатой слыл;
А во третьём-то греху не могу простить,
Как убил в поли братёлку хрёстового,
Порубил челованьицё хрёстноё!»
(Входят Архангел Вечной Жизни и Архангел Вечной Смерти. У одного в руках — меч, у другого — книга. Медленно проходят, становятся друг перед другом на колени, кладут на пол меч и книгу, обмениваются ими. Встают.)
АРХАНГЕЛ ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ. Преставился раб Божий Андрей.
АРХАНГЕЛ ВЕЧНОЙ СМЕРТИ. Душа его Судии предстоит.
(Ксения Петербургская видит и слышит их. Архангелы уходят.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ (вслед Архангелам). Постойте! Возьмите лучше мою душу!
(Архангелы оборачиваются, долго смотрят на нее. Молча отворачиваются
и медленно уходят. Ксения Петербургская протягивает руки им вслед, падает на колени.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Господи! Буду служить Тебе во все дни до скончания века. Прости Андрея Федоровича. Всю себя Тебе отдаю. Всё имение мое добрым людям и нищим раздам. Всё претерплю: болезни, нищету телесную, глад и жажду, еще же и поношение от людей беззаконных, иже возомнят мя безумной быти! (В изнеможении опускается на землю.)
(Антифоном звучат псалмы.)
— Боже, Ты отринул нас, Ты сокрушил нас.
— Услышь, Боже, вопль мой, внемли молитве моей!
— Ты прогневался: обратись к нам.
— От конца земли взываю к Тебе в унынии сердца моего.
— Ты потряс землю, разбил ее.
— Возведи меня на скалу, для меня недосягаемую.
— Исцели повреждения ее, ибо она колеблется.
— Ибо Ты прибежище мое, Ты крепкая защита от врага.
— Ты дал испытать народу Твоему жестокое.
— Да живу я вечно в жилище Твоем.
— Напоил нас вином изумления.
— И покоюсь под кровом крыл Твоих.
Картина 9
(Комната. Входит тётя Катя, удручённая горем, садится в кресло, закрывает лицо руками. Входит Олег Петрович. Бродит по комнате, подходит к столу, переставляет какие-то мелкие вещи, долго смотрит на тетю Катю, подходит к ней, стоит и смотрит на неё. Тётя Катя сидит, уткнув лицо в руки. Звучит песня:)
Мой милый друг, мой верный друг сердечный,
Твой образ вдруг затеплится в окне.
Не забывай о юности беспечной.
Прощай, прощай и помни обо мне.
Не потеряй себя, мой друг безгрешный.
Наш отчий край во гневе и в огне.
Не пожелай печали безутешной,
Не умирай — подумай обо мне.
Ах, если б нам исполнить все сначала —
Роскошный май, беседы при луне,
Назло врагам чтоб снова прозвучало:
Прощай, прощай и помни обо мне.
(Олег Петрович уходит.)
ТЁТЯ КАТЯ. Он обещал вернуться. И не вернулся.
(Входит Ксюша.)
КСЮША. Мама, а ты веришь в любовь?
ТЁТЯ КАТЯ. Девочка, у тебя что-нибудь случилось?
КСЮША. Мама, знаешь, я тебя обманула.
ТЁТЯ КАТЯ. Как? Когда? Такого никогда не бывало.
КСЮША. Помнишь, я сказала тебе, что мы с классом едем на экскурсию в Петергоф…
ТЁТЯ КАТЯ. Да, конечно. А что?
КСЮША. Я не была на экскурсии… Понимаешь… Знаешь… Ну, я… Я… Я сделала аборт.
ТЁТЯ КАТЯ. Что? Ты? Ты!.. Не может быть…
КСЮША. Да, это так.
ТЁТЯ КАТЯ. Девочка моя! (Плачет.)
(Заглядывает Сосед.)
СОСЕД. Может, помешал? Я тут стихваренье сочинил:
Снег выпал — я выпил.
Снег растаял — я добавил…
КСЮША. Пошёл вон!
(Голова Соседа прячется.)
ТЁТЯ КАТЯ. Ты что? Что ты? Разве можно так?
КСЮША. Я не хочу его видеть! Я не могу больше здесь жить! (Плачет.)
ТЁТЯ КАТЯ. Какой ужас… Ужас-то какой! Доченька, доченька моя, что нам делать? (Обнимает Ксюшу, плачет.)
(Стук. Входит Евгений Борисович с цветком, который он прячет.)
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Да, большое горе. Крепись Катя. Этого никому не миновать. В народе говорят: время — лучший лекарь.
(Ксюша выбегает.)
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Что с ней? В классе что-нибудь?
ТЁТЯ КАТЯ. Да. Так. Школьные мелочи.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Катя, у нас с тобой общая дочь.
ТЁТЯ КАТЯ (вытирая лицо, удивленно на него смотрит). Да, я это знаю. Что ты мне так это говоришь, как будто новость сообщаешь?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Катя, для ребёнка очень важно, чтобы была полноценная семья.
ТЁТЯ КАТЯ. Что ты хочешь этим сказать?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Я знаю, что Олег Петрович был хорошим мужем и отцом.
ТЁТЯ КАТЯ. Да. Да, и что?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Ты ведь знаешь, что я больше уже не смог жениться. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя одну. Судьба распорядилась так, чтобы мы снова были вместе.
ТЁТЯ КАТЯ. Не смей так говорить! (Кричит.) Не смей так говорить! Уходи!
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Успокойся, успокойся. Ну, не надо, успокойся.
ТЁТЯ КАТЯ. Уходи!
(Евгений Борисович, что-то бормоча, уходит. Цветок падает.)
ТЁТЯ КАТЯ. Я больше не могу. Боже мой, Боже мой! Где же Ты? Или Тебя нет? А если есть, Ты злой и жестокий Бог! Тебе нет дела до нас! Ты не защитил мою дочь. Ты забрал у меня мужа. Я не могу больше жить. И не хочу!
(Тётя Катя стоит. Молча напряженно думает. Медленно разворачивается и идёт. Ксения Петербургская устремляется за ней. Протягивает к ней руки. Тётя Катя поворачивается, не замечая, смотрит сквозь неё. Опускает голову. Согнувшись, обречённо, медленно уходит. Через какое-то время — звон разбитого стекла. Стук упавшего тела. Ксения Петербургская застывает на месте, заламывает руки кверху. Крик Ксюши за сценой: «Ма-а-а!» Гаснет свет.)
Картина 10
(Погребальный звон колоколов. Песнопения из чина отпевания. Встречаются двое обывателей.)
ПЕРВЫЙ. Кого хоронят?
ВТОРОЙ. Да певчий умер. Полковник Петров Андрей Федорович из придворной капеллы.
ПЕРВЫЙ (крестится). Царствие ему небесное. Молодой ведь. С чего вдруг?
ВТОРОЙ. На всё воля Божия.
(Оба крестятся.)
ПЕРВЫЙ. Жена осталась.
ВТОРОЙ. Гляньте-ка, вдова!
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Андрей Федорович не умер, но воплотился в меня, Ксению, которая давно умерла.
ПЕРВЫЙ. Умом помрачилась.
ВТОРОЙ. Господи, помилуй.
(В страхе уходят. Входит Параскева Антонова.)
ПАРАСКЕВА АНТОНОВА. Как же ты будешь жить теперь, матушка?
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Да что, ведь я теперь похоронил свою Ксеньюшку, и мне теперь больше ничего не нужно. Дом я подарю тебе, только ты бедных даром жить пускай; вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу: пусть молятся об упокоении души рабы Божией Ксении.
ПАРАСКЕВА АНТОНОВА. Не делай этого, тебе самой нужно будет на что-то жить и кормиться.
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Господь питает птиц небесных, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет.
Картина 11
(Комната. На столе стоит бутылка водки. Сидят Евгений Борисович и Сосед. Пьют.)
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Ну, вот и всё.
СОСЕД. Жалко, хорошие соседи были.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Ксения после смерти Кати сюда входить боится.
СОСЕД. Девкам бояться положено.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Да и я рад, что обменялись. Все-таки моя дочь.
СОСЕД. Да, жалко. Я уж прям сроднился с вами. Теперь таких соседей не бывает.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Ничего, ничего, хороших людей много.
СОСЕД. Ну что ж, помянем тетю Катю. Эх, бедолага! Ёлки зелёные.
(Пьют.)
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Ну вот, последние вещички забрал. (Достает из кармана книжку, листает). Чуть не забыл, валялась на окне. (Читает вслух.)
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
СОСЕД (вертит в руках книгу, возвращает её Евгению Борисовичу.) А в народе говорят, что Пушкин был большой бабник.
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Нет, к народу он был близок.
СОСЕД. А правда, что Пушкин рыжий был?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Да, он был рыжий, голубоглазый, принимал по утрам ванну со льдом, курил трубку и ходил с чугунной тростью, выкрашенной под дерево.
СОСЕД. Для чего же с чугунной?
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Чтоб не дрогнула рука при выстреле.
СОСЕД. А-а-а…
(Чокаются, пьют.)
СОСЕД. Дело было на фронте. Зашли мы на хутор, выпили там самогонки. Усталые были, голодные. И так я тогда блеванул!
ЕВГЕНИЙ БОРИСОВИЧ. Понятное дело — война.
(Пьют. Звучит песня.)
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На чёрный отдаленный путь:
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня,
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя.
Картина 12
(Появляются два обывателя.)
ПЕРВЫЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Родственников моих-то, Голубевых, знаешь? Что на Васильевском живут?
ВТОРОЙ ОБЫВАТЕЛЬ. Как не знать.
ПЕРВЫЙ. Так их Господь Своей милости удостоил.
ВТОРОЙ. Что же было?
ПЕРВЫЙ. Пришла однажды нежданно-негаданно к матери-вдовице и её дочери семнадцатилетней Ксения Блаженная и говорит: «Беги на Охту скорее! Там твой муж жену хоронит».
ВТОРОЙ. Вот так завернула! (Хлопает себя по колену и чешет затылок.)
ПЕРВЫЙ. Племянница моя зарделась вся и говорит: «Как так?! У меня не только мужа, но и жениха-то нет».
ВТОРОЙ. Ишь ты как!
ПЕРВЫЙ. А Ксения как затопает на неё, как зашикает: «Беги, — кричит, — и все тут!» Ну, делать нечего, оделись и пошли.
ВТОРОЙ. И чего же они там нашли?
ПЕРВЫЙ. Погоди, не торопи. Приходят на кладбище, холод смертный. Ветер. Глядят — хоронят жену доктора. А он, горемыка, рыдает. Она при родах и ребёночка потеряла, и самоё Бог прибрал.
ВТОРОЙ. Господи, помилуй. (Крестятся).
ПЕРВЫЙ. Вдовец бьется. Плачет — до того ослаб, что чувств лишился и прямо на моих-то и свалился. Те утешать его. Так и познакомились.
ВТОРОЙ. И чем дело кончилось?
ПЕРВЫЙ. Да вот, вчера свадьбу сыграли.
ВТОРОЙ. Да-а-а…
(Уходят. Ксения Петербургская приподнимается, обращается к публике.)
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРГСКАЯ. Параскева, вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал! Иди скорее на Смоленское кладбище!
(Входят две девки.)
ПЕРВАЯ ДЕВКА. Ой, слыхала?
ВТОРАЯ ДЕВКА. Про кого? Про Параскеву, что ль, Антонову? Да я сама там была и все видела. Иду мимо Смоленского кладбища, гляжу — толпа стоит большущая, а я вперед полезла.
ПЕРВАЯ. Ну?
ВТОРАЯ. Глазелки чуть не выпали. Лежит баба беременная — подол задран.
ПЕРВАЯ. О-ой…
ВТОРАЯ. Дура, она под телегу попала.
ПЕРВАЯ. А-а-а…
ВТОРАЯ. Так тут же на месте и родила. Да... И померла в одночасье.
(Крестятся.)
ПЕРВАЯ. Ох… и что?
ВТОРАЯ. Кинулись родных искать и не сыскали. Нет их никого.
ПЕРВАЯ. Ах, беда-то какая!!
ВТОРАЯ. Тут Параскева подоспела. Завернула мальчонку в тряпицу и домой понесла. Только и сказала: «Вот мне по слову Ксении Бог сыночка послал!»
(Крестятся.)
ПЕРВАЯ. Чудно.
ВТОРАЯ. Я же говорю — сама видела.
(Уходят. Под пение молитвы уходит Ксения Петербургская.)
ХОР:
ВСЕБЛАЖЕННАЯ МАТИ КСЕНИЯ, ТЫ НАША НАДЕЖДА И УПОВАНИЕ, СКОРОЕ УСЛЫШАНИЕ И ИЗБАВЛЕНИЕ, ТЕБЕ БЛАГОДАРЕНИЕ ВОССЫЛАЕМ И С ТОБОЮ СЛАВИМ ОТЦА И СЫНА И СВЯТОГО ДУХА НЫНЕ И ПРИСНО И ВО ВЕКИ ВЕКОВ. АМИНЬ.
